Гракх Бабёф (фр. Gracchus Babeuf). Настоящее имя — Франсуа Ноэль Бабёф (фр. François Noël Babeuf). Родился 23 ноября 1760 года в Сен-Кантене — казнен 27 мая 1797 года в Вандоме. Французский революционер, коммунист-утопист. Руководитель движения «Во имя равенства» времен Директории.
Франсуа Ноэль Бабёф, ставший известным как Гракх Бабёф, родился 23 ноября 1760 года в Сен-Кантене.
Имя Гракх было взято им в честь античных Гракхов (древнеримская знатная семья, ветвь плебейского, но выдвинувшегося в ряды новой оптиматской аристократии).
Из бедной, многодетной семьи. Отец — бывший солдат, ставший служащим.
С детства он узнал тяжесть изнурительного физического труда на строительстве Пикардийского канала, затем получил место писца и ученика у нотариуса.
В 21 год получил самостоятельную практику февдиста-архивиста (юриста, специалиста по сеньориальному праву), разработал новую систему составления сеньориальных описей.
Под влиянием идей Руссо и Мабли, а затем и Морелли, он стал убеждённым сторонником общества «совершенного равенства», в котором отсутствовала бы частная собственность. Уже в 1785 году разработал план создания «коллективных ферм» вместо крупных земельных владений. Был активным участником революции в Пикардии, и не теряя из виду свой конечный идеал, с присущим ему политическим чутьём стремился использовать такие события повседневной борьбы, которые могли бы активизировать народные массы.
Распространение революционных идей вошло в противоречие с профессиональной деятельностью Бабёфа и побудило его в 1789 предпринять поездку в Париж, где он застал взятие Бастилии. 22 октября 1789 года — первое открытое выступление Бабёфа, направленное против избирательного ценза.
В 1790 году за организацию движения против уплаты косвенных налогов и деятельное участие в нём Бабёф был арестован в Руа и препровождён в Париж, в тюрьму Консьержери. Откуда его освободили при содействии Жана-Поля Марата. Выпущенный на свободу, он вскоре вновь подвергнут краткосрочному тюремному заключению, приобретя репутацию пикардийского Марата.
В последующие годы Бабёф выдвинул смелую аграрную программу — полная ликвидация феодальных прав без выкупа, уничтожение крупной земельной собственности, распределение в долгосрочную аренду конфискованного церковного имущества вместо распродажи, раздел общинных земель и, наконец, «аграрный закон», идею которого Бабёф сформулировал ранее в книге «Постоянный кадастр» (1789).
В 1791 году Бабёф, в связи с бегством Людовика XVI, выступил за установление республиканского строя. После свержения монархии (10 августа 1792) избран в Генеральный совет департамента Сомма, а затем в директорию дистрикта Мондидье.
В 1793 году работал секретарём продовольственной администрации Парижской Коммуны. На протяжении всей революции Бабёф последовательно отстаивал интересы неимущих классов, в особенности тех слоёв мануфактурного пролетариата, проживавших ещё в деревне, для которых главным источником существования уже становилась заработная плата. Критиковал Марата и даже якобинский Конвент и за недостаточное внимание к вопросу о «благосостоянии неимущего класса». Глубоко ценя Робеспьера и разделяя многие из его убеждений, тем не менее Бабёф пошёл дальше — он хотел фактического равенства среди людей, считая это идеалом общественного устройства. Опыт якобинской диктатуры и деятельность по распределению продовольственных ресурсов столицы привели Бабёфа к мысли о практической возможности осуществления «общества совершенного равенства».
В период якобинской диктатуры он выступал за немедленную бесплатную раздачу земель беднякам. Бабёф однако натолкнулся на враждебность своих более умеренных коллег из муниципальной администрации, которые воспользовались оплошностью Бабёфа при оформлении одного из актов о продаже национальных имуществ и изгнали его с поста, возбудив против него судебное преследование.
В августе 1793 по ложному обвинению в подлоге он был приговорён к 20 годам каторги, а в ноябре опять арестован и содержался в заключении. На протяжении всего периода якобинской диктатуры Бабёф упорно добивался пересмотра своего дела. Выйдя из парижской тюрьмы в декабре 1793 года, он вновь оказался в тюрьме в Мондидье и, наконец, был освобождён за девять дней до термидорианского переворота.
Освобождённый ко времени 9 термидора, он через несколько недель становится убеждённым противником термидорианского Конвента, выступает против него в своей газете «Journal de la liberté de la presse» (Газета свободы печати), переименованной вскоре в «Le Tribun du peuple» (Народный трибун).
В феврале 1795 года Бабёф вновь подвергся аресту. Освобождённый по амнистии в октябре 1795 года, он возобновляет издание «Народного трибуна» и становится вместе с Ф. Буонарроти, О.-А. Дарте, Ш. Жерменом и другими организатором и руководителем коммунистического движения «во имя равенства».
Весной 1796 года возглавляет «Тайную повстанческую директорию» и готовит народное выступление. Идеи Бабёфа и его сторонников (бабувистов) являются предшественниками научного коммунизма. На основании опыта революции Бабёф пришёл к выводу о невозможности немедленного осуществления «чистой демократии» и необходимости установления временной революционной диктатуры в период перехода от старого общества к коммунистическому.
Признание необходимости диктатуры явилось одной из важнейших черт наследия бабувизма. В случае успеха восстания Бабёф и его сторонники собирались провести ряд экономических мероприятий в целях немедленного улучшения положения народных масс и реализовать план создания «национальной коммуны», которая должна была заменить частное хозяйство. Слабой стороной их взглядов являлась «грубая уравнительность», а из-за невозможности широкой агитации — отсутствие опоры на широкие народные массы.
В организации участвовали различные лица: Друэ, Ш. Жермен, портной Тиссо и др. В результате предательства одного из участников движения Ж. Гризеля заговор был раскрыт и все его руководители и ряд участников были 10 мая 1796 года арестованы.
26 мая 1797 года суд в Вандоме приговорил Бабёфа и Дарте к смертной казни. После объявления приговора Бабёф и Дарте пытались заколоть себя кинжалами и нанесли себе тяжёлые ранения. Утром следующего дня полумёртвыми они были отнесены на эшафот и гильотинированы.
Личная жизнь Гракха Бабёфа:
Жена — Мари-Энн Бабёф (в девичестве Лангле; 1757-1840), служанка. Поженились в 1782 году. После свадьбы они обосновались в Руа, где прожили до 1792 года.
У них родились дети: Камил Бабёф, Эмиль Бабёф, Гай Бабёф.
Сохранилось много писем Бабёфа к жене и сыновьям. Документы отражают деятельность Бабефа как убежденного и стойкого революционера, ярко рисуют его обаятельный облик кристально честного человека, дают представление о той страшной материальной нужде, в которой находились он и его семья.
25 июля 1789 года он писал жене:
«Не знаю, с чего начать письмо, моя бедная женушка; находясь здесь, невозможно сохранить ясность мыслей: так сильно душевное волнение. Вокруг все рушится и в состоянии такого брожения, что хоть и являешься свидетелем происходящего, не веришь своим глазам. Короче говоря, могу только в общих чертах описать тебе то, что я видел и слышал. Когда я приехал, предметом всех разговоров служил заговор, во главе которого стояли граф д’Артуа и другие принцы. Они намеревались ни более, ни менее, как истребить часть парижан и низвести все остальное население Франции на положение рабов, ибо оно могло избежать побоища, только смиренно отдавшись на милость дворянству и безропотно протянув руки для приготовленных тиранами оков. Если бы Париж не раскрыл вовремя этого чудовищного заговора, все погибло бы; свершилось бы ужасающее, неслыханное доныне преступление. Понятно поэтому, что все помыслы были направлены на сокрушительную месть за это беспримерное в истории коварство: в конце концов на это решились и не будут пощажены ни главные участники заговора, ни их пособники. Казни уже начались, но они еще не утолили слишком справедливой жажды мести. Ярость народа не укротили ни смерть коменданта Бастилии и разрушение этой адской тюрьмы, ни смерть купеческого старшины, ни мольбы о прощении, с которыми Людовик ХVI обратился к своим подданным, ни возвращение к власти Неккера и других прежних министров. ни роспуск новых полков и отрядов, – ему нужны новые искупительные жертвы. Как говорят, он хочет, чтоб поплатилось головой еще около тридцати преступников. Господин Фулон, который должен был сменить Неккера, четыре дни назад распространял слухи о своей смерти и распорядился похоронить вместо себя полено, – этот г-н Фулон был вчера арестован, отведен в Ратушу и повешен у выхода из нее. Его тело сперва волокли по улицам Парижа, затем разорвали на части, а голову, надетую на пику, пронесли в Сен-Мартенское предместье, в ожидании зятя г-на Фулона – г-на Бертье де Совиньи, парижского интенданта, которого вели из Компьена, где он был арестован. Сегодня его ожидает участь тестя. Я видел, как проносили эту голову, а сзади шел зять под конвоем тысячной вооруженной толпы. Он проделал таким образом, на виду у публики, весь долгий путь по предместью и по улице Сен-Мартен посреди двухсоттысячной толпы зрителей, которые глумились над ним и ликовали вместе с отрядами вооруженной охраны, воодушевляемыми непрерывным боем барабанов. О, какую боль причиняло мне это веселье! В одно и то же время я был рад и удручен. Я говорил себе: тем лучше и тем хуже. Я понимаю, что народ хочет сам чинить правосудие, я одобряю такое правосудие, когда оно ограничивается уничтожением виновных, но разве оно обязательно должно быть таким жестоким? Всевозможные казни, четвертование, пытка, колесование, костры, кнут, виселицы, палачи – все это так развратило наши нравы! Наши повелители вместо того, чтобы цивилизовать вас, превратили нас в варваров, потому что сами они таковы. Они пожинают и будут пожинать то, что посеяли, потому что все это, моя бедная женушка, возымеет, кажется, страшные последствия: это еще только начало.
Можешь прочитать это другим; теперь нация свободна, и всякий волен писать, что хочет.
Я еще ничего не сказал тебе о моих делах. Приехав, я отправился к господину Мори; он отложил наш разговор до понедельника. Затем я побывал у другого, он оставил меня обедать и ссылался на всевозможные трудности в связи с его делом.
В конце концов мне пришлось согласиться па оплату прав, как нотариусу, без предварительных условий, и я был счастлив, что вытянул из него 42 франка, из которых посылаю тебе 30. Единственно, что я могу тебе сообщить утешительного с его слов, – это твердое обещание, что мне будет поручено составление двух крупных кадастров. Господин Мори тоже заверил, что за мной обеспечен кадастр для Сен-Кантенского аббатства в Бове, и добавил, что если мной останутся довольны, то он мне доставит работы сколько угодно. Но я очень боюсь, что скоро полетят к черту все кадастры и множество других вещей, от которых давно пора избавиться, хотя я от этого и пострадаю. Все то, что я здесь слышу, дает мне основание так думать. Люди во всеуслышание требуют упразднения дворянства, сеньориальных грамот, замков, высшего духовенства и т. д. Они сто раз правы, и я от всей души одобряю эти перемены; я даже готов помочь тому, кто собирается опрокинуть мой печной горшок; пусть эгоисты назовут меня безумцем – все равно.
Я работаю над кадастром вместе с господином Одиффре, который, кажется, глубоко уверен, что опубликование этого труда принесет нам большие выгоды. В следующем письме сообщу об этом подробнее. Напишу тебе, как только приду к какому-нибудь соглашению с господином Мори.
Оставь себе эти десять экю и не плати никому ни одного гроша – понимаешь? Обнимаю тебя от всего сердца».
Библиография Гракха Бабёфа:
О системе уничтожения населения, или жизнь и преступления Каррье
